1 Августа 1778г.

  Знаменитый американский хирург Джон Коллинз Уоррен (John Collins Warren, 1778-1856) родился 1 августа 1778 г. в г. Бостоне (штат Массачузетс, США). Он был старшим сыном в семье выдающегося бостонского врача Джона Уоррена (John Warren, 1753-1815) и Эбигейл Коллинз. Во время гражданской войны 1861-1865 г. его отец служил хирургом в частях революционной армии, и позднее вошел в историю медицины как основатель всемирно известной Гарвардской медицинской школы в Бостоне.
  С детства Джон Коллинз Уоррен имел слабое телосложение, избегал всяких развлечений, но отличался громадной силой воли. Джон Уоррен-старший, мечтавший о хирургическом будущем своего сына, лично руководил его ранним образованием вплоть до 1786 г., когда Джон Коллинз Уоррен поступил в Бостонскую общественную латинскую школу. В 1793 г. Уоррен блестяще окончил это учебное заведение, и первый получил медаль Франклина.
  В этом же году он поступил в только что основанную отцом, как будто специально для сына, Гарвардскую медицинскую школу и окончил ее в 1797 г., получив степень бакалавра. В студенческую историю Гарвардской школы Джон Коллинз Уоррен вошел как основатель и президент студенческого клуба "Hasty Pudding Club", а также как первый студент-выпускник, произнесший прощальную речь на латыни.
  В первый год после окончания медицинской школы Уоррен работал в качестве ученика и помощника у своего отца. Кроме этого, отец попытался привить сыну понимание основ медицинского бизнеса, или, как теперь принято говорить, медицинского менеджмента и маркетинга, чтобы в конечном итоге овладеть более прибыльной и менее ответственной профессией, чем сама медицина. В связи с этим Уоррен часть года после окончания школы усиленно изучал не только основы коммерции, но и французский язык с помощью специально нанятого преподавателя. Однако продолжающаяся медицинская практика под руководством отца полностью увлекла его, и молодой Уоррен вскоре оставил мысли о возможной коммерческой карьере.
  Позднее Уоррен описывал в одном из своих писем этот период своей жизни как год, потраченный на "фальшивое" изучение медицины. Для этого вывода у Уоррена были весомые основания, так как в совсем еще недавно открывшейся Гарвардской медицинской школе образовательный процесс не был пока поставлен должным образом, и багаж специальных знаний у первых выпускников не был еще достаточно весомым. Поэтому наиболее честолюбивые молодые американские доктора уезжали в Европу для продолжения своего медицинского образования.
  В июне 1799 г. Уоррен прибыл в Лондон и заключил сделку со старшим хирургом известного Guy's Hospital Уильямом Купером (William Cooper), по которой Уоррен уплачивал 50 гиней в год за право быть перевязочным фельдшером Купера. Но так как Купер на склоне своей врачебной карьеры редко бывал в больнице, то Уоррен фактически получил почти в полное распоряжение всех его госпитальных больных. А раньше, чем Уоррен покинул Лондон, его шеф, уходя в отставку, передал отделение своему племяннику, знаменитому Эстли Пастону Куперу (Astley P. Cooper, 1768-1841), с которым Уоррен подружился на всю жизнь.

Эстли Пастон Купер
(Astley P.Cooper, 1768-1841)

  Здесь же в Лондоне Уоррен получил отличную возможность изучать хирургию в клиниках Клайна (Cline), акушерства в Хайтоне (Haighton), но главное почти из первых уст Эверарда Хоума (Everard Home) прослушать курс хирургической патологии - совсем новой науки, незадолго до того введенной Джоном Хантером (Hunter, John, 1728-1793). Под руководством Куперов Уоррен изучал анатомию и хирургию до 1800 г., а затем направился в Эдинбург, который как магнит притягивал американских студентов-медиков. В Эдинбурге он изучал медицину и химию, получив возможность общения с такими выдающимися личностями, как Джон Белл (John Bell,), Чарльз Белл (Charles Bell), Джеймс Хоуп (James Hope), Александр Монро II (Alexander Monro II), Джон Грегори (John Gregory), и с другими известными врачами.
  В июне 1801 г. Уоррен направился для продолжения своего образования в Париж. По пути он совершил небольшое путешествие в Голландию, где купил большую коллекцию медицинской литературы, включавшую огромное количество классических анатомических и хирургических текстов. Париж только приходил в себя от событий Великой Французской революции, но Уоррен был очень доволен возможностями для медицинского образования, которые предоставил ему этот город.
  Он поселился на квартире у одного из известных наполеоновских хирургов Антуана Дюбуа (Antonie Dubois), который не только дал ему важные уроки хирургии в клинике Hospice de l'Ecole de Medecine, но и познакомил почти со всеми наиболее знаменитыми медицинскими деятелями тогдашней Франции.
  Особенно близко Уоррен познакомился с хирургом и патологом Гийомом Дюпюитреном (Guillaume Dupuytren, 1777-1835), а также с известным французским естествоиспытателем и палеонтологом Жоржем Кювье (Georges Cuvier, 1769-1832). Надо сказать, что помимо хирургии палеонтология являлась еще одним страстным увлечением Джона Коллинза Уоррена, о чем далее мы еще расскажем более подробно.

Барон Гийом Дюпюитрен
(Guillaume Dupuytren, 1777-1835)

Барон Жорж Кювье
(Georges Cuvier, 1769-1832)
Музей естественной истории, Париж.

  Уоррен неоднократно посещал клинику личного врача и доверенного Наполеона, Жана Николя Корвизара (Jean Nicholas Corvisart, 1755-1821), известного французского терапевта, основателя парижской школы клиницистов, так как очень интересовался патологией сердца и методикой обследования больных. Он слушал лекции великого терапевта в клинике Шарите, в которой на протяжении двух десятилетий сформировалась клиническая школа Корвизара, насчитывающая около 300 учеников (среди них Г.Л.Бейль, Ж.Б.Буйо, Г.Дюпюитрен, Р.Т.Г.Лаэннек).

Жан Николя Корвизар
(Jean Nicholas Corvisart, 1755-1821)

 Корвизар, оказавший огромное влияние на Джона Коллинза Уоррена, занимает исключительное место в истории физических методов исследования больного и клинической семиотики. Он перевел на французский язык труд врача Испанского военного госпиталя в Вене, представителя старой венской клинической школы Леопольда Ауэнбруггера (L.Auenbrugger, 1722-1809) "Новый способ, как при помощи выстукивания грудной клетки человека обнаружить скрытые внутри груди болезни". Эта книга, написанная Ауэнбруггером в 1761 г., была основана на его многолетних тщательных клинических наблюдениях, сопоставленных с данными вскрытий, и содержала обоснование и методическую разработку перкуссии. Интересна история этого открытия. Ауэнбруггер размышлял о трудностях распознавания анатомических изменений внутригрудных органов при жизни и вспомнил, как у его отца, хозяина гостиницы в Граце, при постукивании по бочкам определялось, сколько осталось в них вина. После этого он попробовал простукивать грудную клетку у больных сложенными в щепоть пальцами. Так и возник метод непосредственной перкуссии. Открытие было отвергнуто и осмеяно современниками как манипуляция, "недостойная врача". В 1768 г. Ауэнбруггер оставил работу в госпитале, и последние годы жизни провел в психиатрической больнице.

Леопольд Ауэнбруггер
(L.Auenbrugger, 1722-1809)

Книга Ауэнбруггера, изданная в Вене в 1761 г.

  И лишь спустя полвека Ж.Н.Корвизар извлек перкуссию из небытия, опубликовав перевод книги Ауэнбруггера, за год до смерти автора, с комментариями и собственными дополнительными наблюдениями (1808 г.). Комментарии Корвизара к переводу втрое превосходили объем основного текста и были основаны на двадцатилетнем опыте проверочных исследований. Авторитетом своего имени Корвизар ввел новый метод в клиническую практику. Этому способствовало изобретение плессиметра его учеником Пьером Пиорри (Pierre Adolphe Piorry, 1794-1879), позволившее проводить посредственную топографическую перкуссию органов. Применение Корвизаром непосредственного выслушивания сердца способствовало разработке Лаэннеком (Rene Theophile Hyacinthe Laёnnec, 1781-1826) метода аускультации.
  Лекции Корвизара для учеников, изданные сначала в 1806 г., легли в основу его знаменитой книги "Essai sur les maladies et les lesions organiques du coeur et des gros vaisseaux", ставшей наиболее полным руководством, отразившим взгляды клиницистов первой четверти 19 века в области патологии сердца и сосудов. Эти лекции свидетельствуют об исключительной врачебной наблюдательности их автора и методичности исследования больного, что позволило Корвизару заложить основы семиотики болезней органов кровообращения. Пользуясь данными расспроса, осмотра, ощупывания и выстукивания, он описал дифференциальные признаки левожелудочковой (цианоз, одышка) и правожелудочковой (расширение вен, слабость и неправильность пульса и др.) сердечной недостаточности, указал на значение пресистолического дрожания грудной клетки как признака митрального стеноза (описано Лаэннеком как симптом "кошачьего мурлыканья"). В его труде подробно описаны перикардиты, клапанные пороки сердца, упоминается врожденная "синяя болезнь" вследствие патологического сообщения между правыми и левыми отделами сердца, а также незаращение боталлова протока. И только недостаточный уровень накопленных к тому времени медициной знаний, несовершенство методов исследования, которые давали возможность
  Общение с Корвизаром значительно обогатило Джона Коллинза Уоррена и способствовало его дальнейшему формированию как клинициста. Не случайно первая монография Уоррена (1809 г.) была посвящена патологии сердца.
  Осенью 1802 г. Уоррен вернулся в Лондон, а оттуда направился обратно в Америку. В свой родной Бостон он привез из Англии почетный диплом больницы Святого Эндрьюса (St. Andrews), являвшейся клиникой Эдинбургского университета. Этот диплом считался эквивалентом докторской степени, поэтому Уоррен мог начинать самостоятельную медицинскую практику.
  Ему тотчас же пришлось целиком погрузиться в работу в связи с тем, что отец его, считавшийся в течение многих лет ведущим практиком Бостона, ныне отходил от дел вследствие плохого здоровья. А когда следующим летом Уоррену пришлось целиком принять на себя отцовскую практику, то число визитов к больным иной раз достигало 50 в день. К этому добавилась и работа в качестве прозектора, ибо и эту должность своего отца он принял, начав читать лекции по анатомии.
  В первые же годы после возвращения в Бостон профессиональная карьера и личная жизнь Уоррена начали процветать. В 1803 г. он женился на Сюзен Пауэлл (Susan Powell), которая родила ему шестерых детей. Забегая вперед, отметим, что Сюзен умерла в мае 1841 г., и в 1843 г. Уоррен женился на Анне Уинтроп (Anne Winthrop), дочери массачузетского губернатора Томаса Линделла Уинтропа (Thomas Lindall Winthrop).
  Почти с самого начала своей научно-врачебной деятельности в Бостоне и на протяжении очень долгих лет Уоррен имел замечательного партнера-терапевта, доктора Джеймса Джексона (James Jackson, 1777-1867). Оба они деятельно работали в Массачузетском медицинском обществе, где в 1808 г. издали первую американскую "Фармакопею". Совместно они глубоко продумали систему медицинского преподавания и в 1810 г. опубликовали замечательное циркулярное письмо, обращенное к медицинским работникам, в котором, по-видимому, впервые четко и категорически указывали на необходимость госпитальных клиник для практического обучения студентов-медиков.
  Через год после издания "Фармакопеи", в 1809 г. Уоррен был избран адъюнкт-профессором анатомии и хирургии Гарвардской медицинской школы, а после смерти своего отца в 1815 г. он возглавил эту кафедру. За время пребывания на этой должности в Гарварде он также стал и деканом медицинской школы с 1816 по 1819 годы. В 1819 г. он был удостоен звания почетного доктора медицины Гарвардской медицинской школы. Уоррен достойно справлялся с профессорскими обязанностями вплоть до 1847 г., когда он ушел в отставку в статусе заслуженного профессора.
  Вместе с Джеймсом Джексоном он принял активное участие в дальнейшем развитии этого учебного заведения. В 1810 г., когда Гарвардская медицинская школа переехала на новое место и была реорганизована на берегу Charles River в Бостоне, Уоррен и Джексон направили все свои усилия на строительство сопутствующей обучающей клиники и психиатрической больницы. После получения финансовой поддержки от состоятельных граждан Бостона здание для новой медицинской школы было закончено в 1815 г., а Массачузетская общая больница была открыта для приема больных в 1821 г. Оба друга, Уоррен и Джексон, были избраны с самого открытия госпиталя главными штатными хирургом и терапевтом. Практически на много лет это и был весь руководящий состав новой больницы.

Массачузетская общая больница, построенная при активном
участии Джона Коллинза Уоррена и Джеймса Джексона.

  В Бостоне в то время существовало два медицинских журнала: "New England Journal of Medicine and Surgery", издававшийся медицинской школой, и "Medical Intelliqencer". Первый журнал был основан в 1812 г. Джоном Уорреном, Джеймсом Джексоном, Джоном Горхэмом, Джекобом Бигелоу и Уолтером Ченнингом. Оба эти журнала слились в 1828 г. и образовали "Boston Medical and Surgical Journal". Первым редактором его был Уоррен, помещавший в номера много своих работ и наблюдений. Этот замечательный журнал существует до сих пор в виде "New England Journal Medicine".
  Общение с Корвизаром вызвало у Джона Коллинза Уоррена интерес к диагностике и лечению заболеваний сердца. В феврале 1809 г. он прочитал доклад в Бостонском медицинском обществе по органическим поражениям сердца. Несколько позже наблюдения Уоррена за восемь лет практики в Бостоне легли в основу его первой монографии, которая была посвящена заболеваниям сердца. 61- страничная книга Уоррена была опубликована бостонской типографией Томаса Вэйта под названием "Cases of Organic Diseases of the Heart, with Dissection and Some Remarks Intended to Point out the Distinctive Symptoms of These Diseases".

Джон Коллинз Уоррен в 1809 г. со своей первой монографией.

  В этой книге явно отражалось влияние идей Корвизара, лекции которого Уоррен активно посещал в 1801 г. В монографию были включены 11 клинических случаев, собранных и описанных Уорреном за первые годы врачебной практики в Бостоне. Наибольший интерес, пожалуй, представляет история болезни 63-летнего Джеймса Салливана, губернатора штата Массачузетс, умершего в 1808 г. На вскрытии были обнаружены выраженная гипертрофия левого желудочка, стеноз аорты, митральный стеноз и "значительная оссификация" коронарных артерий. Уоррен шаг за шагом описал течение болезни губернатора на протяжении года с момента появления нарушений сердечного ритма и жалоб на одышку до постепенного развития выраженных отеков вплоть до анасарки, и приступов сердечной астмы. Внимательно отмечая и описывая симптомы постепенно прогрессирующей сердечной недостаточности, приведшей к смерти губернатора, Уоррен очень красочно описал дыхательный феномен непроизвольного периодического дыхания, который мы теперь называем "дыханием Чейн-Стокса". И сделано это было гораздо раньше классических описаний непроизвольного периодического дыхания, принадлежащих перу Джона Чейна (John Cheyne, 1777-1836) и перу Уильяма Стокса (William Stokes, 1804-1878). Чейн описал это явление в 1818 г., а Стокс еще на 36 лет позже, в 1854 г. [Cheyne J. A case of apoplexy in which the fleshy part of the heart was converted into fat. Dublin Hospital Reports 1818;2:216-23.
  Stokes W. The diseases of the heart and the aorta. Dublin: Hodges and Smith, 1854:323-4.]
  Хотя справедливости ради следует отметить, что подобное описание этого явления было дано еще Гиппократом (около 460-375 гг. до н.э.) и более точное описание было приведено доктором Николасом (Nicolas) из Гренобля в 1786 г.
  Относительно рекомендаций по лечению сердечных заболеваний, приведенных в книге Уоррена, можно сказать, что они соответствовали терапевтическим подходам того времени. Уоррен назначал своим пациентам слабительные средства, опиумную настойку и простую диету. Он искренне верил, что кровопускания являются лучшим средством от одышки, и был активным сторонником применения дигиталиса.
  В 1812 г., в только что основанном бостонском медицинском журнале "New England Journal of Medicine and Surgery", Уоррен опубликовал статью, посвященную патологии сердца, основанную на его новых клинических наблюдениях и случаях. В своей редакторской деятельности Уоррен проявил себя как страстный пропагандист европейской терапевтической школы. В первом же номере журнала он тепло приветствовал издание в США перевода книги Корвизара о болезнях сердца и указал, что журнал и далее будет публиковать сообщения об интересных случаях, связанных с заболеваниями сердца.
  Но главным образом Уоррен проявил себя, конечно же, как выдающийся хирург. Он привез из своей продолжительной европейской поездки много новых идей и хирургических приемов. Таковы были, например, экстракция катаракты, иссечение опухолей и ампутация пораженных костей и тканей (особенно операции на челюсти), операции при аневризмах и при ущемленных грыжах, причем последняя, по его словам, вначале встречала в США значительную оппозицию. Уоррен одним из первых в США начал оперировать больных с врожденными расщеплениями твердого и мягкого неба.
  Он также содействовал развитию американской хирургии посредством своих многочисленных статей и книг. За долгие годы своей работы Уоррен скопил и подготовил к печати огромный документальный материал, совершенно обработанный для книги "Клиническая хирургия". К большому сожалению, в свет она не вышла, зато рукописи представляют собой ценный документ, ярко характеризующий уровень и возможности американской хирургии первых десятилетий прошлого века.
  Из крупных печатных работ Уоррена "главной" является книга, вышедшая в 1837 г. под названием "Surgical Observations on Tumours, with Cases and Operations" ("Хирургические наблюдения над опухолями"). Эта книга произвела большое впечатление в Америке и в Европе и была переведена на немецкий язык.
Его монография "A Comparative View of the Sensorial and Nervous Systems in Men and Animals" ("Сравнительный взгляд на чувствительную и нервную системы у людей и животных"), не смогла в полной мере донести до американского читателя взгляды учителя Уоррена, шотландского анатома Чарльза Белла (Charles Bell, 1774-1842) на различные двигательные и чувствительные функции передних и задних спинномозговых нервных корешков. Но, тем не менее, этот труд внес важный нейроанатомический вклад в хирургическую практику американских врачей.
  Он был избран членом-корреспондентом Королевской академии в Париже, Медицинского общества во Флоренции, почетным членом Медицинского и хирургического обществ в Лондоне. В Америке он был членом многих медицинских, естественноисторических и философских обществ.
  Еще в 1818 г. университет Пенсильвании в Филадельфии предлагал Уоррену кафедру анатомии. Университет Нью-Йорка приглашал его занять не только кафедру анатомии, но и пост декана медицинского факультета. Оба раза Уоррен решительно отказался. А когда в 1849 г. ежегодный съезд Американской медицинской ассоциации происходил в Бостоне, то на нем Уоррен был избран президентом следующего годичного конгресса этой ассоциации. В этот период он был в зените своей славы, поэтому не лишена интереса запись очевидца, посвященная Уоррену, произносящему председательскую речь на открытии годичного конгресса Американской медицинской ассоциации в Цинциннати (штат Огайо): "Его внешность была замечательна, такая, которая привлекает внимание каждого, кто с ним сталкивается. Его живая худощавая, но до сих пор прямая фигура, высокий лоб, покрытый скудными серыми волосами, косматые брови, прикрывающие большие проникновенные глаза, глубокие черты резко очерченного лица - все показывало человека железной воли и холодной, безбоязненной решимости. Все это нисколько не расходилось с высоким, резким, повелительным тоном его голоса, когда он читал лекции или готовился к какой-нибудь операции. А удивительная твердость его руки и неуступчивый, непреклонный характер, когда он заинтересовывался какой-либо деталью своей профессии, показывает, почему он имел такой общественный успех".
  Несмотря на огромное количество достижений и заслуг Уоррена в хирургии, ныне он известен главным образом как хирург, сделавший первую операцию под наркозом 16 октября 1846 г. Как это было?
  К этому времени Джону Коллинзу Уоррену уже было 68 лет. После 30 лет напряженной работы Уоррен передал всю свою практику сыну, а сам дважды уезжал в Европу с семьей. Возвратившись к 1846 г. в США, Уоррен усиленно занимался исследованиями в своих излюбленных темах: сравнительной анатомии и изучении ископаемых животных. Он собрал большую коллекцию, из которой создал музей. Когда в 1846 г. медицинская школа переводилась ближе к больнице, Уоррен воспользовался этим поводом и передал свой музей университету, обеспечив его содержание. Впоследствии согласно завещанию Уоррена в музее хранился и скелет жертвователя.
  При этом Уоррен продолжал заниматься медицинской практикой, вел прием больных, оперировал, но уже не так активно, как раньше. Оставаясь старшим хирургом гарвардской клиники, он постепенно отходил от дел. Как выдающийся хирург своего времени, он как никто другой осознавал, что дальнейшее успешное развитие его специальности, которой он отдал столько лет, невозможно без решения проблемы хирургического обезболивания.
  До 1846 г. обезболивание операций не представляло собой стройной системы мероприятий, способных дать надёжный обезболивающий эффект во время хирургического вмешательства. Весьма часто операции производились без всякой анестезии. Длительное хирургическое вмешательство без обезболивания или при несовершенном обезболивании нередко приводило к смерти больного от операционного шока. Поэтому в период, предшествовавший открытию эфирного наркоза, хирурги стремились устранить опасности хирургического вмешательства укорочением его длительности, путем совершенствования своей техники. Джон Коллинз Уоррен и его коллеги-хирурги в Массачузетской общей больнице всегда с интересом следили за любыми попытками решить проблему обезболивания. Неслучайно в начале января 1845 г. в этой клинике была уже проведена, правда, неудачная, попытка обезболивания с помощью закиси азота. О трагической судьбе инициатора этой провалившейся общественной демонстрации газового наркоза Хораса Уэллса (Horace Wells, 1815-1848) мы уже рассказывали на страницах нашего Виртуального календаря анестезиолога-реаниматолога.
  Осенью 1846 г. в г.Бостоне разыгрались удивительные события, потрясшие впоследствии медицинскую общественность всего мира. 30 сентября 1846 г., в среду, в шесть часов вечера, в доме бостонского дантиста Уильяма Томаса Грин Мортона (William Thomas Green Morton, 1819-1868) настойчиво зазвонил дверной колокольчик. На пороге стоял молодой музыкант, дюжий парень Эбен Фрост. Лицо его было перевязано и выражало ужас и потерянную надежду, столь знакомые зубным хирургам. Он умолял Мортона удалить ему зуб с применением обезболивание с помощью месмеризма. Сама судьба, наверное, привела Эбена Фроста в дом Мортона. Ведь уже более года этот молодой дантист искал надежное средство обезболивания при экстракции зубов и проводил эксперименты с серным эфиром. Вот как вспоминает об этом случае сам Мортон: "К вечеру мужчина, живущий в Бостоне, пришел, испытывая большие боли и желая удалить зуб. Он боялся операции и просил его месмеризировать. Я сказал ему, что имею кое-что получше, и, смочив мой носовой платок эфиром, дал ему для ингаляции. Он сделался бессознательным почти немедленно. Было темно, а доктор Хайден держал лампу, пока я вырвал крепко сидевший малый коренной зуб. Больших изменений пульса и релаксации мускулов не было. Он очнулся через минуту и не знал ничего, что было ему сделано. Он остался на некоторое время, разговаривая по поводу эксперимента. Это было 30 сентября 1846 г.".

Уильям Томас Грин Мортон
(William Thomas Green Morton, 1819-1868)

  А вот и текст расписки самого Эбена Фроста, заверенной подписью Хайдена: "Настоящим удостоверяю, что я обратился к доктору Мортону в шесть часов нынче вечером (30 сентября 1846 г.), страдая невыносимой зубной болью, доктор Мортон вынул свой карманный платок, намочил его своим составом, которым я дышал около полуминуты, а затем впал в сон. Через мгновение я очнулся и увидел мой зуб лежащим на полу. Я не испытал ни малейшей боли и, оставшись двадцать минут в его приемной после того, не почувствовал никакого неприятного эффекта от операции".
  В тот же вечер, 30 сентября, Мортон уже был в редакции большой бостонской газеты, а наутро, чуть свет, явился к дверям Бюро патентов. В качестве свидетелей в редакцию газеты Мортон привел с собой Хайдена и самого Фроста, и на следующий день, 1 октября, в утреннем выпуске бостонской Daily Journal была напечатана следующая заметка: "Вчера вечером, как о том мы были информированы джентльменом, который присутствовал при операции, у некоего субъекта был удален кариозный зуб без малейшей боли. Он был погружен в сон путем ингаляции особого состава, эффект которого продолжался около трех четвертей минуты - ровно столько, чтобы произвести экстракцию зуба".
  Таково было первое в мире печатное извещение об удачном хирургическом наркозе. Хотя в нем нет ни фамилии Мортона, ни адреса, весть об авторе и месте происшествия, конечно же, быстро распространилась по Бостону, и это стало привлекать много любопытных и больных. Мортон продолжал проводить эфирные наркозы в своем кабинете, благо отбоя от желающих полечить зубы без боли не было.
  И вот, в числе приходивших любознательных лиц, на квартиру Мортона для ознакомления с безболезненными зубными экстракциями явился Генри Джэкоб Бигелоу (Henry Jacob Bigelow, 1818-1871), один из известных хирургов знаменитой Массачузетской общей больницы в Бостоне. Положение создалось довольно щекотливое. Ведь для того, чтобы рассчитывать на апробацию и поддержку Бигелоу, Мортон должен был сообщить ему состав своего наркотического средства, без чего положительно нельзя было рассчитывать на то, чтобы больничные врачи стали применять такой наркоз на своих больных в городской больнице. А Мортон, не будучи сам врачом и следуя общепринятым для зубных врачей правилам, стремился засекретить и запатентовать свое открытие.

Генри Джэкоб Бигелоу
(Henry Jacob Bigelow, 1818-1871)

  Поэтому трудно понять, как мог согласиться на применение такого "секретного средства" на своем больном главный хирург Массачузетской общей больницы Джон Коллинз Уоррен. По-видимому, Бигелоу либо сам понял, что "состав" Мортона представляет собой серный эфир, либо по полученным впечатлениям он смог уверить Уоррена в достаточной безопасности этого средства. Что ни говорить, а как в те времена, так и теперь нельзя не подивиться той смелости, с которой Уоррен и Бигелоу позволили неизвестному молодому дантисту применить свое секретное средство для усыпления больного при большой, тяжелой операции. И хотя победителей не судят, тем не менее, в поднявшейся шумихе, неизбежной вокруг всякого важного события, конкуренты и всевозможные присяжные критики и моралисты не раз и в довольно резкой форме осуждали хирургов Массачузетской общей больницы за проявленную излишнюю доверчивость и либерализм.
  Через десять дней со времени визита Бигелоу к Мортону последний получил письмо дежурного интерна больницы Чарльза Ф. Хейвуда (Charles F.Heywood, 1823-?), письмо, которому суждено было стать историческим документом в мировой истории медицины. Вот оно:
  "14 октября 1846 г. Доктору Мортону.
  Дорогой сэр!
  Я пишу по поручению доктора Уоррена, приглашая Вас прибыть в пятницу в десять часов в больницу, чтобы применить на пациенте, который будет оперирован, состав, изобретенный Вами для ослабления чувствительности к боли.
  С почтением к Вам,
  Ч. Ф. Хейвуд, хирург общей больницы".
  Итак, дата была фиксирована: пятница, 16 октября, 10 часов утра. Можно понять волнение Мортона, который, бывший когда-то живым свидетелем горькой неудачи Хораса Уэллса с применением закиси азота в этой же больнице, ныне рисковал сам попасть в столь же смешное положение. Что за больной предназначен для этой пробы? Уж не пьяница ли он, который станет буйствовать, и, пожалуй, не заснет, как следует или попадется какая-нибудь женщина-истеричка, которая поднимет вопли заранее, от испуга, как это уже бывало при зубных экстракциях. Ведь из письма Хейвуда нельзя угадать, по какому поводу будет делаться операция и кому - мужчине или женщине.
  Чтобы увеличить шансы на успех, Мортон решил попытаться усовершенствовать свой ингалятор, для чего обратился к своему хорошему знакомому, известному бостонскому натуралисту, доктору Огастесу Эддисону Гулду (Augustus Addison Gould, 1805-1886), который тотчас же любезно начертил ему схему аппарата с клапанами, препятствующими обратному выдыханию эфирных паров. И хотя Гулд не рекомендовал Мортону пробовать новую модель на больном в столь ответственный момент, т. е. при публичной демонстрации наркоза в больнице, Мортон помчался с чертежом к инструментальному мастеру и торопил его выполнить заказ.

Огастес Эддисон Гулд
(Augustus Addison Gould, 1805-1886)

  И вот настал тот исторический день, когда человечеству суждено было навсегда избавиться от невыносимых страданий и болей, совершенно непредотвратимых до того при каждой хирургической операции. Эти нестерпимые боли от ножа хирурга представлялись столь неизбежными и естественными, что казалось невероятным и даже смешным пытаться ликвидировать устроенное самой природой. Каждая новая попытка уничтожения боли при операциях в широкой публике заранее представлялась "вздором" или "надувательством". Когда же ареной испытания подобного сомнительного изобретения оказалась солидная городская больница и операционная одного из наиболее известных и заслуженных хирургов города и штата, то посмотреть на заведомую неудачу и "очередной скандальчик" нашлось достаточно охотников.
  В то утро, 16 октября, в операционный амфитеатр Массачузетской общей больницы собралось много зрителей. Тут были врачи больницы и студенты-однокашники Мортона. Все с нескрываемым любопытством ждали "спектакля", который не мог, по общему мнению, окончиться ничем, кроме неудачи. К тому же и главное действующее лицо само как бы подавало повод для недоверия и даже насмешек, ибо, занятый доделкой своего нового ингалятора, Мортон непростительно опаздывал к назначенному ему времени. Впоследствии выяснилось, что на случай какой-либо неудачи Мортон сбегал на квартиру Фроста и привел его в больницу как живое доказательство своего первого наркоза.

Картина Роберта Хинкли "Первая операция под эфиром".
Бостонская медицинская библиотека.

  Предоставим описание этого исторического события одному из очевидцев - доктору Вашингтону Айри из Сан-Франциско, как это было изложено им в "Докладе о полустолетии обезболивания в Гарвардской медицинской школе (1896)" ("Account of the Semi-Centennial of Anaesthesia"):
  "И этот день наступил. В назначенное по расписанию время больной был подан в операционную комнату, и доктор Уоррен с группой наиболее выдающихся хирургов штата собрались вокруг страдальца.
  Было объявлено: "Должно быть проведено испытание некоего состава, о котором сделано удивительное заявление: этот состав делает оперируемого больного нечувствительным к болям", - таковы были слова, которыми доктор Уоррен прервал молчание.
  Все присутствующие оставались недоверчивыми, а так как доктор Мортон не прибыл вовремя, и прошло уже лишних пятнадцать минут, то доктор Уоррен произнес многозначительно: "Я полагаю, что он занят где-нибудь в другой больнице". Это заявление вызвало общий насмешливый возглас и доктор Уоррен, взяв свой нож, готов был приступить к операции. В этот момент доктор Мортон вошел через боковую дверь, а доктор Уоррен, повернувшись к нему, сказал строгим голосом: "Ну что же, сэр, Ваш больной готов".
  Через несколько минут он был подготовлен для ножа хирурга и доктор Мортон тихо произнес: "Ваш больной готов, сэр".
  Этим больным был 20-летний художник Эдвард Джилберт Эббот (Gilbert Abbott). Ему предстояло перенести операцию по поводу врожденной сосудистой опухоли на левой стороне шеи, распространявшейся вдоль челюсти к подчелюстной железе и в рот, захватывая край языка. Спустя 4-5 минут после того, как Эббот начал вдыхать пары эфира из несложного аппарата Мортона, он "впал в бесчувственное состояние" (как записал позднее Уоррен) и уснул. Этот аппарат был очень прост: стеклянный шар имел два отверстия: одно служило для наливания эфира, другое соединялось с трубкой, которая вставлялась в рот пациента для вдыхания паров эфира.

  Ингалятор эфира, усовершенствованный врачом Огастесом Эддисоном Гулдом (Augustus Addison Gould, 1805-1886), медицинским консультантом Мортона. Гулд предложил для данного аппарата дыхательные клапаны, и, кстати, дал название эфиру, как препарату, "летеон" (от греч. Лета - река забвения). Мортон несколько недель не раскрывал природное происхождение препарата и называл его "летеон", т.к. рассчитывал получить на него патент. Доктор О.Э.Гулд был свидетелем У.Т.Мортона при регистрации открытия в Бюро патентов.

  Обезболивание оказалось эффективным, и операция была произведена в полной тишине. Когда больной проснулся, он заявил, что не испытал никакой боли. На окружающих, привыкших к душераздирающим крикам во время операций, это произвело ошеломляющее впечатление. Джон Коллинз Уоррен вспомнил демонстрацию Хораса Уэллса в 1845 г., когда закись азота не дала обезболивающего эффекта, и в аудитории раздались крики: "Обман!". Поэтому он по окончании операции обратился к безмолвствующей и пораженной аудитории со словами: "Джентльмены, это не обман!". А известный впоследствии хирург Генри Бигелоу, выходя из операционной, заявил: "Мы видели сегодня нечто такое, что обойдет весь мир".
  Это великое событие было воспроизведено на картине Роберта Хинкли (Robert Hincley) "Первая операция под эфиром", хранящейся в Бостонской медицинской библиотеке.

Фрагмент картины Роберта Хинкли
"Первая операция под эфиром"

  Но обратимся к подлинной истории болезни Эдварда Джилберта Эббота:
  "Джилберт Эббот, возраст 20 лет; живописец; холост; врожденная опухоль под челюстью слева. Она занимает все пространство спереди шеи, доходя кнутри до средней линии, снаружи - до края челюсти, книзу - до уровня адамова яблока и фронтально, постепенно суживаясь, до уровня челюсти; с кожными покровами не спаяна; кожа мягкая и естественной окраски; опухоль однородно мягкая, кроме центра, где можно прощупать небольшой плотный узел, соответствующий по величине и по положению подчелюстной железе; при сдавлении опухоль исчезает, но, очевидно, скорее, за счет смещения, чем опорожнения.
  Край нижней челюсти может быть прощупан сквозь опухоль и кажется неровным. При исследовании внутри рта находят мягкую ровную опухоль, полуокружность коей диаметром около пяти линий, багрового цвета на левой доле языка, не доходя около дюйма до кончика. Эта часть органа спереди и под опухолью имеет темно-пурпурную окраску. Опухоль опорожняется при слабом давлении, но наполняется снова в 1-2 секунды, если одновременно не производится давление на наружную опухоль.
  На расстоянии пяти линий от угла рта справа нижняя губа имеет багровую окраску. Это представляется продолжением той же каймы, которая распространяется от угла челюсти на правую сторону примерно до уровня нижних зубов; она около четырех линий шириной и слегка приподнята; ее цвет, по-видимому, определяется меленькими крапинками, вроде грануляций, багрового цвета, расположенных на нормальной слизистой оболочке.
  Случай этот замечателен в анналах хирургии. Это была первая хирургическая операция, произведенная под воздействием эфира. К доктору Уоррену обратился дантист Мортон с просьбой испробовать ингаляцию жидкости, которая, как он говорил, эффективно предотвращала боли во время операций на зубах. Уоррен, убедившись сам в том, что вдыхание жидкости безвредно, согласился применить ее, когда представится случай. Так как такового не представилось в течение одного или двух дней в частной практике, он решил применить это на данном больном.
До того как началась операция, было потеряно некоторое количество времени на ожидание Мортона и, в конце концов, решили, что он вообще не появится. Наконец он прибыл и объяснил свое опоздание приготовлением наркозного аппарата, который состоял из трубки, соединенной со стеклянным шаром. Через четыре или пять минут после начала вдыханий больной, как казалось, заснул, и операция была выполнена.
  К удивлению доктора Уоррена и других присутствовавших, больной не вырывался, не кричал, но во время выделения вен двигал ногами и произносил необычайные звуки, и эти движения, казалось, указывали на наличие болей; но, когда восстановилось сознание, больной сказал, что он не испытал никаких болей, а лишь ощущение, подобное поскабливанию тупым инструментом.
  Результаты этой операции побудили к повторению применения эфира в других случаях, и в немного дней его успех был установлен. Он начал применяться в каждой значительной операции в городе Бостоне и в его окружности".

  Такова запись в официальной "истории болезни". Можно процитировать и запись самого хирурга об этой знаменитой операции:
  "16 октября, когда больной был приготовлен для операции, к его рту приблизительно на три минуты был приставлен доктором Мортоном аппарат, после чего больной впал в состояние нечувствительности. Я немедленно сделал разрез длиной около трех дюймов через кожу шеи и начал рассечение вдоль важных нервов и кровеносных сосудов, больной на боль не реагировал. Вскоре после этого он начал бессвязно говорить, и, казалось, находился в возбужденном состоянии в продолжение операции. Будучи спрошен тотчас после этого, сильно ли он страдал, он сказал, что чувствовал, будто ему царапают шею, но впоследствии, когда я его расспрашивал, он утверждал, что в то время он не испытывал боли, хотя и сознавал, что операция совершается".
  Необходимо осознать важную роль самого Джона Коллинза Уоррена в том, что с 16 октября 1846 г. началась эра анестезии. Ответственность за проведение общественной демонстрации эфирного наркоза на серьезной операции взял на себя именно он. Уоррен рисковал, приглашая никому не известного дантиста (а Мортон и был всего лишь дантистом, не имевшим права заниматься чем-нибудь другим, кроме лечения зубов), чтобы провести наркоз секретным средством (в эфир добавили померанцевое масло, чтобы замаскировать известный многим запах эфира). Тем более, что в 1845 г. здесь же потерпел неудачу Хорас Уэллс, пытаясь выполнить безболезненно экстракцию зуба, ингалируя больному закись азота.
Уоррену было тогда 68 лет, он верил в себя и мог позволить себе допустить столь неслыханный эксперимент. И если никакого обезболивания не получилось, то кто же, как не он, Уоррен, сумел бы выполнить и эту сложную операцию без всякого наркоза, как он это делал уже сотни раз за сорок с лишним лет своей хирургической деятельности.
  Труднее для Уоррена было бы уладить дело и успокоить умы по поводу того, что он нарушил установленную во всем мире врачебную этику, допустив неизвестного человека с его "секретным средством" на ответственную роль при серьезной операции. Формально упреки эти были вполне справедливы, оправдаться тут было не легко. Но зато если судить такого победителя, то не только хочется выступать на стороне защиты, а есть что выдвинуть в качестве смягчающих вину соображений.
Если при инкриминации пользования "секретным средством" имеют в виду дурные мотивы, то главным из них является личная корысть. И если таковая была очевидна у Мортона, то в такой же степени категорически она отпадает в отношении Уоррена. Не только никакой личной выгоды Уоррен из этого не усматривал, но явно рисковал своей репутацией. От нападок и подозрений его могли защитить только его собственное безупречное имя, занимаемая им должность и крупное общественное положение. И если тогда нашлись журналисты и присяжные критики, то через сто лет пора торжественно и безоговорочно "снять судимость" с Уоррена. Если солидное положение и многолетняя общественная деятельность Уоррена могли служить ему защитой от завистников и кривотолков, то преклонный возраст и естественная жизненная усталость должны бы делать его менее восприимчивым ко всяким научным новинкам. Тем более поразительно, и тем большую честь делает Уоррену, что 68-летним стариком он сразу живо откликнулся и вслед за тем деятельно поддерживал всем своим огромным авторитетом крупнейшее мировое открытие в той специальности, которой он занимался всю свою жизнь, но которая его все же порядочно утомила.
  Эту мысль высказал и автор терминов "анестезия" и "анестетик", доктор Оливер Вендел Холмс (Oliver Wendell Holmes, 1809-1894), в некрологе после смерти Уоррена 4 мая 1856 г. Говоря об участии Уоррена в установлении эфирных наркозов, он писал: "Он достиг возраста, когда людей давно уже не призывают на военную службу, когда те, кто потрудился в годы своей работоспособности, рассчитывают на отдых, и, когда разум уже начинает терять свое свойство непрестанно возобновлять познания, а живет на приобретенные запасы. И вот, ничто не превзойдет ту горячность, с которой он следил и помогал в развитии только что открытого могучего свойства этеризации. Большое дело для любого человека присоединить свое имя к столь благодетельному открытию. Но если мы вспомним упреки современников Гарвея в том, что никто из них старше среднего возраста не пожелал принять новой доктрины о кровообращении, то надо же признать, что это было благородное зрелище, когда впереди глашатаев крупного события оказался старик, и непонятно странное предубеждение со стороны тех, кто должен бы принять то, что отныне боль является уже не владыкой, а рабой человеческого тела".

Оливер Вендел Холмс
(Oliver Wendell Holmes, 1809-1894)

  Эта интересная фотография была сделана, по всей видимости, в Массачузетской Общей больнице, спустя некоторое время после успешной публичной демонстрации У.Т.Мортоном эфирного наркоза. Мортон (в жилете), на заднем плане снимка, уже, находясь в лучах славы первооткрывателя эфирного наркоза, инструктирует одного из коллег, как надо давать наркоз. Дж.К.Уоррен в правом нижнем углу снимка (руки расположены на бедре пациента). Возможно, этот снимок относится к событиям 7 ноября 1846 г., когда хирург Массачузетской Общей больницы George Hayward произвел ампутацию нижней конечности и резекцию нижней челюсти под эфирным наркозом. Это были третья и четвертая, официально документированные операции, на которых дантист Уильям Томас Грин Мортон присутствовал в качестве анестезиолога.

  Говоря о Джоне Коллинзе Уоррене как об ученом, нельзя не упомянуть, что помимо хирургии он очень активно занимался сравнительной анатомией, геологией и палеонтологией, и даже был избран президентом Бостонского общества естествознания. В 1846 г., в самую пору первых эфирных наркозов, Уоррен был поглощен сборкой и восстановлением драгоценного скелета гигантского мастодонта, только что найденного неподалеку на территории штата Нью-Йорка. Уоррен не только лично работал на склейке и реставрации костей, но и написал впечатляющую книгу "The Mastodon Giganteus of North America" (1852,1855), одну из наиболее авторитетных и законченных работ по американскому естествознанию того периода. Скелет этот ныне хранится в Гарвардском музее природы и культуры и носит название мастодонта Уоррена.

Иллюстрация из книги Д.К.Уоррена
"The Mastodon Giganteus of North America"

  Кроме этого, в своем поместье в Бруклине Уоррен проводил многочисленные сельскохозяйственные эксперименты, результаты которых регулярно докладывались на заседаниях Массачузетского сельскохозяйственного общества. Уоррен пропагандировал здоровый образ жизни и занятия спортом. С 1827 г. вплоть до своей смерти в 1856 г., он был активным участником Массачузетского Общества трезвости, поддерживая его финансово и являясь его президентом. Строительством бостонского городского гимнастического зала и публикацией книг "Физическое образование и охрана здоровья" (1845) и "Охрана здоровья" (1854), он оказал существенную поддержку развитию американской физической культуры.
  Джон Коллинз Уоррен продолжал активную врачебную деятельность до последних дней своей жизни. Лишь только за две недели до смерти, пришедшей 4 мая 1856 г., из-за резкого ухудшения здоровья он перестал принимать пациентов.

Литература.

1. С.С.Юдин, "Образы прошлого в развитии хирургического обезболивания" (Юдин С.С. Избранные произведения. Вопросы обезболивания в хирургии. Медгиз. 1960.).
2. Warren E: The Life of John Collins Warren, M.D. Boston: Ticknor and Fields, 1860
3. Risse GB: Hospital Life in Enlightenment Scotland: Care and Teaching at the Royal Infirmary of Edinburgh. Cambridge: Cambridge University Press, 1986
4. Beecher HK, Altschule MD: Medicine at Harvard: The First Three Hundred Years. Hanover, N.H.: University Press of New England, 1977
5. Warren JC: Cases of Organic Diseases of the Heart. Boston: Thomas B. Wait, 1809
6. Kelly EC: John Cheyne--William Stokes. Med Classics 1939;3:698-746
7. Jarcho S: The Concept of Heart Failure from Avicenna to Albertini. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1980
8. Warren JC: Cases of organic diseases of the heart and lungs. N Engl J Med Surg 1812;1:120-130